Головная боль северуса снейпа

Головная боль северуса снейпа thumbnail

Декабрь 1995 года

«Надо бы заглянуть на Гриммо и проверить псину Блэка», — думает Снейп, потягивая мелкими глотками ароматный крепкий кофе, откладывает «Пророк», передовица которого успела порадовать физиономией Поттера, и направляется к выходу. У вешалки он останавливается, поджимает губы, поглядывает то на дверь, то на замызганное окно в гостиной, в итоге небрежно повязывает чёрный, видавший виды шарф поверх наглухо застёгнутого ворота мантии. По окнам стучит мелкий дождь. Впрочем, в Паучьем тупике хорошей погодой всё равно наслаждаться трудновато: слишком уж мрачен пейзаж рабочего района.

* * *

— Подонки, предатели, осквернители крови, мерзавцы! — летит ему в спину, стоит пересечь прихожую дома на Гриммо.

Псина с приятелями и членами Ордена вычищают дом второй месяц, а толку по-прежнему ноль. Северус с трудом удерживает пару колкостей на языке, ведь Дамблдор настоятельно просил обращаться с ублюдочным Блэком помягче, ему, видите ли, сложно. Отчего ему должно быть сложно и какой орган при черепной коробке, начисто опустошённой двенадцатью годами Азкабана, способен обеспечивать духовные страдания — непонятно. И всё же Снейп молчит, героически сносит оскорбления и нападки, стискивает зубы, пока выставляет на стол то, что принёс.

— Признайся, Нюниус, тебе в кайф сюда таскаться через день, да? — Блэк мигом оказывается поблизости, привлечённый криками матери, замирает в проходе, через пару секунд передёргивает плечами и непринуждённо прислоняется виском к косяку. — Просто ходишь попялиться на сногсшибательного меня, верно?

«Не связывайся с идиотами», — после глубокого протяжного вздоха напоминает себе Северус, одним махом вытряхивает оставшиеся продукты из пакета на стол, швыряет поверх свежий выпуск газеты, разворачивается на каблуках и утыкается взглядом в хозяина дома, перегородившего проход. Вновь приходится повторять себе же: «Не с идиотами. Только не с идиотами. Не связывайся с идиотами!»

— Запал на меня, а, Нюнчик? — скалится выдающийся представитель тех самых идиотов, оттягивает ворот рубашки, на которую учительскими зарплатами и за десять лет не заработать, провокационно облизывает губы, и впрямь красивые. — Запал же, извращенчик. Хочешь, стриптиз тебе станцую?

Снейп молчит, смотрит в упор, наконец вздёргивает бровь. Подобное выражение оставляет такой простор для фантазии, что люди обычно додумывают как раз то, что Северусу наиболее выгодно. Но не Блэк. Здесь особый случай, на домыслы рассчитывать не приходится: додумывать-то ему как раз и нечем. Псина запрокидывает патлатую нечёсаную башку и зычно хохочет.

— Мне ж не жалко, — поясняет он, переведя дух, — а тебе, глядишь, впечатлений как раз хватит, чтобы недельку мне глаза не мозолить. М-м, как тебе сделка?

Северус не удостаивает бездарный выпад ответом, пытается протиснуться мимо, когда жилистая рука с выцветшими тюремными татуировками перегораживает проём окончательно. Следом Блэк выпрямляется, толкает извечного врага в плечо, вынуждая попятиться. Тот спотыкается, упирается рукой в столешницу, чтобы не грохнуться позорнейшим образом прямо перед блохастым засранцем. Звон разбившейся чашки заполняет кухню. Снейп шипит сквозь стиснутые зубы, когда фарфоровое крошево впивается в ладонь, крупный осколок проходит сквозь тонкую перепонку кожи между большим и указательным пальцем. Блэк косится на израненную руку, моргает пару раз и разражается новым залпом хохота.

— Оу, Снейпи, теперь тебе не так весело? Зельевар с подбитой лапкой уже не так полезен, а? — зубоскалит он, подходит вплотную, накрывает его несчастную ладонь своей, усугубляя порезы, буквально насаживая на осколки. Несколько мелких кусочков целиком уходят под кожу, по столу разливается кровь, рука предательски соскальзывает, набирая заноз вдогонку. — Не боишься, что Дамблдор теперь вышвырнет тебя пинком под зад за профнепригодность?

— Не обольщайся, — наплевав на решение молчать любой ценой, парирует Снейп, здоровой рукой отпихивает приставучего насмешника и с трудом натягивает на лицо безразличную маску, — порезы легко залечить. С такой мелочёвкой я за пять минут разделаюсь.

— Правда? — невинно осведомляется Мародёр, с тем же выражением, с каким давным-давно, словно в прошлой жизни, подначивал закадычного дружка «сдёрнуть с Нюниуса штаны». Будто они по-прежнему в школе и не было ни двух десятков лет, ни войн, ни смертей. Как будто ни на день он не повзрослел за решёткой, гриффиндорский придурок. — А так тоже за пять минут справишься?

Не дожидаясь реакции, он напирает всем весом, буквально вжимает врага в столешницу, на свой страх и риск заставляя опереться и второй рукой, хватает нож за спиной Снейпа и со всей силы вгоняет ему во вторую руку. Северус секунду ошарашенно таращится в перекошенное от ярости лицо, не верит в реальность происходящего, растерянно моргает. Блэку явно недостаточно такой реакции. Он выпрямляется, щурится и медленно, с нажимом проворачивает нож, наклоняет, чтобы расширить рану и пустить кровь. Его губы, выразительные, чётко очерченные, наливаются кровью, алеют, ещё ярче выступая на красивом, до последней чёрточки выверенном в греческих пропорциях лице. Красив, как греческий бог, и жесток, как христианский дьявол, — у Снейпа нервный смех рвётся из груди от парадоксального контраста. Он концентрируется на диком сочетании, которое вдруг, как нежданное озарение, развернулось во всей полноте.

— Ты, кажется, не понял меня вчера, — протягивает Блэк на удивление спокойно, даже любезно, ему в лицо, — если вздумаешь на своих уроках окклюменции издеваться над Гарри… хоть полусловом, Снейп! Клянусь, я тебя убью.

— По Азкабану соскучился? — тот болезненно кривит рот и тут же жалеет о язвительном ответе.

Одной рукой этот дьявольский хтонический бог раскачивает нож, вытаскивает рывком и тут же засаживает обратно. Второй вдавливает онемевшую уже ладонь в осколки фарфора. Ему, вероятно, и в голову не приходит, что бывший школьный враг успел повзрослеть, пережить и войну, и допросы авроров, никогда не отличавшиеся нежностью, и тесное общение с Тёмным Лордом, после которого даже авроры — нежные, добрые, заботливые люди.

Сириус бешено вращает глазами, рыщет взглядом поверх плеча своей жертвы, оглядывает полки и шкафчики, потом стол. Северус морально готов к тому, что ему прижгут руки на плите. Или не руки. Главное — не разозлить буйнопомешанного и вырваться из его лап. Правда, не разозлить окончательно съехавшего психа представляется проблематичным. Снейп пытается занять мозг чем угодно, лишь бы не обращать внимание на боль, не поддаваться пессимистическим размышлениям: «Сколько шансов в итоге не лишиться рук и напрямую зависящего от них мастерства зельеварения?»

Блэка занимают иные вопросы. Он отбрасывает нож, ухмыляется, подтягивает что-то с другого края стола и щедро обсыпает ножевую рану солью. Снейп срывается, взвывает. Не оттого, что припадочный узник Гриммо достиг своей цели, как он, вероятно, подумал, нет. К его наивным манипуляциям прикладывается вызов от Лорда, на ту же многострадальную левую руку, которую только что покинул нож. Пробитая насквозь, горящая от соприкосновения открытой раны с солью, кисть наполняется вдобавок волнами судорог, которые идут от предплечья, усиливаясь раз от раза. Руку сводит так, будто по венам течёт раскалённое олово и застывает у запястья, как на наковальне, чтобы обернуться мечом под ударами кувалд — ножевых ранений. Да, Северус пропустил тот момент, когда его мучитель, очередной из легиона их, вновь схватился за нож. Фарфор — назойливая щекотка на фоне.

Читайте также:  Высокая температура острая головная боль

— Справишься, ублюдок? Справишься?!

Блэк орёт отчаянно, на весь дом. Ему вторит завываниями мать с портрета. Перед глазами всё плывёт от боли, Снейп жмурится, под напором сильнее и сильнее прогибается назад, запрокидывает голову. Утренняя морось переросла в ливень с примесью снежинок. Крупные капли-комья стекают по стеклу, срываются с карниза, барабанят по подоконнику.

* * *

Северус успевает лишь промыть раны под Агуаменти из палочки и накатить кровеостанавливающего перед аппарацией. Лорд явно не в духе, одаривает его недобрым взглядом, кивает на свободное место на другом конце стола и возвращается к тому, о чём говорил до появления запаздывающего слуги. Не слушать на собраниях Лорда опасно для жизни, слушать — невозможно, когда все мысли обращены к собственным ноющим ранам. Снейп чувствует, как кровь, вопреки двойной порции зелья, пропитывает рукава мантии так, что те липнут к коже. Отдирать их будет чертовски больно, да и некогда. Пальцы холодеют, не слушаются. Незамеченным проходит момент, когда Лорд распускает собрание, смотрит на засидевшегося в упор.

— У тебя есть что добавить, Северус?

— Нет, Повелитель, — он спешно отводит взгляд, выходит из-за стола, пытается смешаться с толпой, покидающей зал.

— Задержись, — ему нет нужды даже руку поднимать, слуга покорно подходит к высокому, похожему на трон креслу, подавляет порыв спрятать руки за спину, что выдало бы его с головой. Лорд приподнимает уголок своего змеиного рта, медлит и тянет наконец с шипением: — Ничего не хочешь мне рассказать?

— Ничего, заслуживающего вашего внимания, милорд.

— В самом деле? — Лорд поднимает палочку, проводит небрежно, и Снейп падает на колени, подкошенный волной магии. Голова запрокидывается против его воли. Прежнее спокойствие сменяется на безносом лице холодной яростью, повелитель наклоняется к нему и ядовито вопрошает: — Считаешь, уроки окклюменции с Поттером не стоят моего внимания? Или, может, ты прельстился светлой стороной и больше не служишь мне?

— Нет, ми…

Снейп не успевает закончить, как боль разливается по всему телу. С ним Лорд чаще всего пользуется невербальными заклятьями, не давая ни подготовиться к нападению, ни приспособиться к нему. Неизвестность — худший страх Северуса. Он мечется в попытках разобрать, какое заклинание поджаривает ему мозги и когда пытка закончится. Лорд смеётся, опускает палочку, отчего затихает и Упивающийся на полу, двумя пальцами перехватывает его за подбородок, приподнимает и выдыхает почти ласково:

— Легиллименс.

Грандиозной ошибкой было счесть заклятье снятым: оно лишь задремало на периферии сознания, дожидаясь своего часа. Стоит только окклюменционным щитам активизироваться под натиском проникновения, как нестерпимый жар разливается под стенками черепа, спускается по позвоночнику, плавит внутренности. Снейп выдерживает минут пять, прежде чем выдаёт последние воспоминания. Длинные пальцы с когтистыми ногтями впиваются ему в лицо, оттягивая веки, Лорд по-хозяйски тормошит свежие воспоминания, перетряхивает, прокручивает раз за разом. Кажется, будто через глазницы прямо в мозг ввинчиваются железные крючья, безжалостно продираются через щиты, досужие размышления и страхи, вперёд, к самому глубокому и потаённому, и тащат наружу. Приказы директора, возмущения Поттера, угрозы Блэка кровавыми нитями вытягиваются из самых зрачков, оставляя по себе пульсирующие тоннели разрывов.

— Не забывай, на чьей ты стороне, Северус, — с потаённой угрозой добавляет Лорд напоследок, выпускает его и отстраняется. — И разберись со своими… царапинами. К концу недели я жду от тебя зелий, о которых говорил на прошлом собрании.

Снейп кивает, неловко поднимается, машинально отирает левую щёку, чувствует, как развозит липкую влагу по щеке. Перед глазами всё плывёт, до выхода он бредёт практически вслепую. За дверью домовик уже подаёт ему шарф и верхнюю мантию, помогает одеться, потом добраться до ворот. В лицо бьёт морозный ветер, липнущие к коже снежинки приносят приятную прохладу.

* * *

Аппарация даётся с большим трудом. Северус прислоняется к стене какого-то здания, пытается выровнять дыхание, трёт глаза рукавом, но улочка перед ним так и остаётся смазанным серым пятном с вкраплениями проржавевших труб, бродячих собак и невесть чего ещё. Он редко задерживается в своём районе, чтобы оценить достопримечательности, чаще аппарирует прямо на порог и скрывается в доме, держит окна зашторенными и всячески пытается забыть, в какой дыре застрял до конца каникул. Надо было всё же остаться в Хогвартсе, уж лучше, право слово, студенты и коллеги со своей плохо скрываемой ненавистью, зато вкусная еда, убранная комната и эльфы всегда наготове.

— Эй, мистер… мистер, вам плохо? — звонкий голос снизу.

Дело швах. Крах очевиден за секунду до того, как прилетает ножом под рёбра. Падение. Протяжный стон. Лицо проезжается по асфальту с выбоинами, присыпанному сверху гравием вперемешку со снегом и грязью. Сноровистые ручонки оттаскивают Снейпа за угол, в тёмную подворотню, камни и подвернувшийся гвоздь прочерчивают кровавые борозды, неглубокие, но мерзопакостно ноющие. Пацан матерится сквозь зубы, хлопает его по рёбрам в поисках кошелька, наивный мелкий маггл.

— Вот же долбанутый… как будто из прошлого века вывалился. Да чтоб тебя, дрын дремучий, куда ты наличку заныкал?

Когда воришка переползает к карманам его штанов, Северус приподнимается на локте, собирается с силами и пинком отшвыривает мальца прочь. Не успевает тот прийти в себя, как за пинком следует пара заклинаний — простец теряет всякий интерес к скорчившемуся у стены магу, забывает о нём и бредёт прочь, на поиски другого зазевавшегося прохожего.

Ветер свистит, усиливается. В подворотню заметает крупными комьями снег, засыпает грязный асфальт белым полотнищем. Отчётливо-ярко в белизне первого декабрьского снега выступает след из алых капелек, идущий от широкой улицы, и — на несколько тонов темнее — багряно-алая лужица, растекающаяся подле Снейпа. Тот смаргивает налипшие на ресницы снежинки, рывком ослабляет шарф, затянувшийся удавкой на шее, скрючивается, привалившись боком к грязной стене, и заходится ломким, истерическим хохотом.

* * *

«Надо бы заглянуть на Гриммо, сегодня, кажется, собрание Ордена», — думает Снейп, неторопливо разматывая бинты на руках, и косится на замызганное окно с морозными узорами. Метель, разыгравшаяся было ночью, вроде успокоилась, на подоконнике высится сугробик, сквозь серые снеговые тучи робко пробиваются негреющие лучи декабрьского солнца.

Читайте также:  Проснулась ночью от головной боли в затылке

Источник

30 августа 1998

Теперь Минерва радовалась тому, что отложила всю бумажную работу на август. Конечно, сразу после победы это выглядело скорее глупо, чем наоборот, но тогда у нее просто не было сил заниматься рутиной. Предприняв несколько попыток пересилить себя и так ничего и не добившись, она отложила все на потом. И, как оказалось, правильно сделала.

В течение года она старалась обходить кабинет на восьмом этаже стороной, появляясь там лишь в случае крайней необходимости. Тогда видеть предателя в кресле Альбуса было больно. Теперь ей было стыдно. Ни за что конкретно и за все сразу, а более всего — за тот, самый последний разговор. И она снова обходила директорский кабинет стороной, а когда все-таки села в свое новое кресло, угасшее было за повседневными хлопотами чувство вины вспыхнуло с такой силой, что захотелось завыть.

Северус оставил бумаги в полном порядке, словно каждую минуту предполагал возможность своего внезапного исчезновения из Хогвартса. Может, это и в самом деле было так, кто теперь знает, разве что Гарри, но он не скажет, и правильно сделает. Среди бумаг Минерва нашла и готовые списки первокурсников — полные, включая магглорожденных, — и все пароли, даже те, которые они к тому времени еще не успели или не смогли взломать, и множество другой нужной информации. И завещание.

Северус не знал, как закончится эта война, не знал, станет ли кому-нибудь известно о его роли. Он не знал ничего — и все-таки позаботился о завещании. Северус никогда не забывал о мелочах. Но от смерти это его не спасло.

С той самой майской ночи всякий раз, когда Минерва смотрелась в зеркало, ей отчаянно хотелось залепить своему отражению увесистую пощечину. Какая же она все-таки дура! Опять вообразила себя самой умной, думала, что все понимает. А оказалось, что они не поняли ничего. Как же можно было быть такими слепыми? А ведь, когда Северус стал директором, Хогвартс принял его с распростертыми объятиями. Горгулья безропотно впустила нового хозяина в кабинет на восьмом этаже, и когда новый директор стремительно проходил по коридорам, портреты приветствовали его легким наклоном головы… Они тогда решили: Хогвартс сдался Волдеморту. Слепцы. Они все были слепы. А теперь все кончено, и уже ничего не поправить.

Завещание Минерва вскрыла только через два дня. Смешно, но ей казалось, что как только она прочтет то, что написано на этом листе пергамента, Северус умрет окончательно.

Бывший директор оставил все свое имущество Хогвартсу. В этом было что-то смешное, по-детски наивное и удивительно трогательное. Минерва не представляла, что школа будет делать со старым домиком в Северной Англии, но знала, что не позволит Совету Попечителей отмахнуться от этого подарка. Предвкушение схватки бодрило и дурманило, и тем сильнее было разочарование, когда все оказалось напрасным. Нет, Совет и не подумал отказываться от этой, что уж скрывать, совершенно ненужной развалюхи. Наивно было полагать, что будет иначе. Гарри запрятал думосбор с полученными от Снейпа воспоминаниями в дальний угол, но в кои-то веки не скупился на интервью. Да и то, что было сказано между Гарри и Волдемортом в день последней битвы в Хогвартсе, слышали и помнили — хорошо помнили — слишком многие. Общественное мнение медленно, но ощутимо менялось, и Гарри делал все, чтобы укрепить и усилить эту тенденцию, а самой Минерве казалось, что вместе с возможностью отстоять последнюю волю Северуса у нее отняли единственный шанс хоть как-то оправдаться перед своей совестью.

Минерва отчаянно завидовала Гарри. Он молод, он искренне верит, что может что-то исправить, что кому-то от его действий станет легче. Может, кому-то из живых и в самом деле станет. Но Северус мертв. И с этим абсолютно ничего не поделаешь. Странно, война унесла столько жизней, но ни одну потерю Минерва не переживала так горько и болезненно, как эту. Быть может, потому что никогда не верила в возможность искупить вину перед мертвыми?

Минерва никогда раньше здесь не была, но дом все равно нашла без труда: в тексте завещания были подробные координаты. Ей повезло: если бы документ был официальным, искать пришлось бы намного дольше. Собственноручно написанное завещание имеет законную силу, но сам текст, как правило, бывает далек от принятых формулировок. Минерва не признавалась сама себе, но она надеялась, что Северус оставил письмо, записку, хоть несколько строк о том, что… Не важно, о чем. Тем более что никакой записки все равно не было. Северус был не из тех, кто облегчает жизнь окружающим его людям, поэтому придется справляться самой.

Минерва хотела попрощаться. И с Северусом, и с чувством вины перед ним. Она не была уверена, что у нее получится, но она должна была попытаться. Если не ради себя, то хотя бы ради Хогвартса. Тело Северуса, как, впрочем, и некоторых других, так и не нашли. Конечно, у него — стараниями Гарри — все равно была могила, но это было не то. Минерве отчего-то казалось, что если где ей и может стать хоть немного легче, то это здесь, на Спиннерс-энд. Как только завещание будет обнародовано, возле этого дома соберется толпа журналистов и любопытствующих: публике наверняка понравится этот прощальный жест. Нужно спешить.

Уже у самой двери Минерве впервые пришло в голову, что на доме могут быть какие-то охранные заклятия. Конечно, это маловероятно — ведь в завещании об этом не сказано ни слова, — но не невозможно. Стоит ли игра свеч? Немного подумав, Минерва решила, что да, и резко потянула ручку. Дверь подалась. И сразу же Минерва старым, не раз спасавшим ей жизнь инстинктом уловила, что в доме кто-то есть.

Высокий худощавый мужчина стоял у одной из книжных полок в гостиной и быстро просматривал какую-то книгу. На столе рядом с ним в беспорядке лежало несколько томов. Минерва узнала этого человека еще до того, как он заговорил. Еще до того, как успела подумать, что это невозможно

— А я все гадал, придешь ты или нет. — Северус криво усмехнулся, и Минерве показалось, что она сходит с ума. — Вовремя: еще пара часов, и ты бы меня не застала

— Что я сказала тебе, когда осенью мы встретились в Хогвартсе? — вопрос прозвучал быстро и резко, слишком резко.

Читайте также:  Головные боли при расширении сосудов головного мозга

— Что я проклят. — Северус пожал плечами и отвернулся к книжным полкам.

Это было грубо, а ведь вряд ли он понимает, что ей самой куда больнее, чем ему. Эти жестокие, ужасно несправедливые слова были единственной тайной, которая их связывала. Горькая ирония. Слишком горькая.

— Ты жив, — зачем-то сообщила ему Минерва.

И разрыдалась.

* * *

В гостиной пахло застарелой пылью, но кофе был великолепен. Некоторые вещи не меняются. И слава Мерлину. Минерва грела пальцы о чашку, которую ей впихнул в руки Северус, и пыталась собраться с мыслями. Она так многое хотела сказать и так о многом спросить, но вырвалось почему-то только:

— Как ты выжил?

— А это имеет значение? — Северус пожал плечами, бросил на стол очередную книгу и повернулся к ней лицом. — И потом, я ведь и не выжил.

Она поняла, поняла все и сразу, но все равно спросила:

— О чем ты?

— О том, что Северус Снейп мертв. Пусть все так и остается, — он усмехнулся и взмахом палочки отлевитировал стопку книг в стоявший в дальнем углу раскрытый чемодан. А потом добавил неожиданно серьезным тоном: — Из меня не получится живого героя, Минерва, — только мертвый. Глядишь, и орден Мерлина еще получу. Посмертно, разумеется.

— Уже получил. — Зачем, зачем она это говорит?! — Гарри настоял

— Мистер Поттер успокаивает свою совесть. А впрочем, пускай. Хоть какая-то польза от его трусости.

— Это не…

— Она самая, Минерва. Уж поверь мне, я слишком хорошо знаю, о чем говорю. Перед мертвыми грехи все равно не замолить, но мы упорно об этом забываем. Глупо. Но в данном случае — полезно. По крайней мере, Слизерину.

— Полезно?

— Слизерин уже много лет ассоциируется не с великим Салазаром, а с Волдемортом. Им нужен новый символ.

Вот так. Для Северуса основатель факультета всегда был великим Салазаром, а слизеринцы — безоговорочно своими. Что бы ни было. Слизеринцы мнили о себе слишком многое — Альбус решил все изменить, но, возможно, поторопился, а может, просто сделал все не так. Как вышло — так вышло. Северус защищал «своих» ребят, как мог. Она думала, декану Слизерина нужны победы и слава — она ошибалась. С кем ни бывает? Но если символ нужен «им», а не «нам», значит, она действительно прозрела слишком поздно.

— Так что пусть Поттер выбивает ордена и награды, вешает портреты, открывает мемориалы или что он там намерен делать. Чем активнее он будет замаливать грехи, тем крепче будут помнить. А если я воскресну, желания «очищать мое имя» у него сразу резко поубавиться.

— Ты не прав, — тихо сказала Минерва. Она лгала, и они оба это знали.

— Лучше перестраховаться, — усмехнулся Снейп. Почему-то именно эта такая знакомая усмешка стала последней каплей, и Минерва почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.

— Ты нужен Хогвартсу. — Получилось не очень уверенно, несмотря на то, что она всем сердцем верила в свои слова. Давно, восемнадцать лет назад, что-то похожее уже было. Тогда они справились. Но — вместе.

— Нет, Минерва. Мы Хогвартсу больше не нужны. Мы — прошлое. Мы живем в прошлом и прошлым, мы живем по его законам. Наше вчера свершилось, и нельзя сказать, что оно нам так уж удалось, верно? Хогвартсу нужно идти в завтра, иначе все может повториться. Люциус умен, он очень скоро сообразит, какую выгоду можно извлечь из моей смерти, а Поттер ему поможет, пусть и сам того не желая. Вдвоем они сломают эту стену, снова превратят три и один — в четыре. И в этой диспозиции мое место — на портрете в траурной рамке.

— Не уезжай, — тихо попросила его Минерва. Она не знала, зачем просит об этом. В конце концов, Северус прав: он был не самым приятным человеком на свете, такими восхищаются или на большом расстоянии, или посмертно. Рядом они всегда неудобны, и чем больше твой долг перед ними, тем больше и раздражение. Но ей хотелось получить второй шанс. На… что? Доверие? Понимание? Дружбу?

— Я должен, — Северус смотрел спокойно и уверенно, и она шестым кошачьим чувством уловила, что отговаривать его бесполезно. Но точно так же ясно она видела, что он не хочет расставаться. Не с Англией — с Хогвартсом. И, тем не менее, он уходил, и уходил именно ради него. Иногда любить значит вовремя отпустить — Минерва слышала это огромное количество раз и даже признавала максиму во многом верной, но никогда не думала, что вблизи это выглядит именно так. Горько

«Я напишу» застряли на языке. У них не было ничего общего, кроме Хогвартса. Да и то, в то время как она думала о том, как погасить новый пожар, если он разгорится, Северус — о том, как загасить тлеющие угольки. И в эту минуту Минерва поняла, что ничего не скажет Гарри. Пусть это и смахивает на предательство, но Северус прав — Гарри движет чувство вины, а то, что он уже сделал и еще сделает, слишком важно. И еще она поняла, что уйдет. Не сегодня, конечно, и даже не через год, но уйдет. После такого она не сможет остаться в Хогвартсе.

В дверях Северус обернулся. Минерва хотела сказать «прости меня», но вместо этого у нее вырвалось:

— Я присмотрю за ними.

Северус улыбнулся краешком губ и кивнул.

— Я знаю. Спасибо. И прощай.

* * *

«Ежедневный пророк», 31 августа 1998 года

…Награждение Северуса Снейпа Орденом Мерлина первой степени подвело черту под героической летописью ушедшей войны (протокол заседания Визенгамота на стр. 9).

«Без профессора Снейпа, — комментирует Гарри Поттер, — наша победа была бы невозможна. Мы, и прежде всего я сам, обязаны ему очень многим и не имеем права об этом забывать». На долю покойного директора Хогвартса выпала трудная задача: сражаться с Волдемортом в теневой войне, но он справился со своей ролью, и магическая Британия никогда этого не забудет.

«Северус Снейп, — рассказывает профессор Слагхорн, — был моим лучшим студентом. Я всегда в него верил. А как же иначе? Он был настоящим слизеринцем, воплощал в себе все, что есть, было и будет истинным духом и гордостью факультета Слизерин»…

Источник