Я за тобой до изнеможения головокружения до последнего вздоха и взгляда

Утомленные жарой летнего дня бабушка с внучкой вышли в сад. Их ресницы — у двенадцатилетней девочки пушистые и густые, а у старушки — поникшие и неровные — уже заметно подрагивали, ощущая на себе близкое дыхание вечерней прохлады.

В глубине сада двух людей, ищущих отдыха в гармонии и расслаблении, встретило самое прекрасное украшение летнего вечера — бездыханная тишина, нарушаемая лишь несмолкаемым хором сверчков.

— Вот здесь, — сказала Антония.

— Здесь?

— Да.

Бетти расстелила теплое покрывало на траве между двумя деревьями и тут же плюхнулась на него.

— Ложись, бабушка!

У восьмидесятилетней старушки давно уже не было той ловкости двенадцатилетней девочки, оно и понятно, но, кряхтя от натуги, старушка таки расположилась рядом с внучкой. Глаза их устремились ввысь: девочка видела, как проплывают по небу нежно-голубые и пылающие красные облака, а старушка наблюдала не за облаками, а за тем, как ускользает от нее жизнь.

— Ну же, бабушка, читай быстрее! — Живой интерес слышался в голосе Бетти. Верхушки деревьев поблескивали удивительной сверкающей позолотой заходящего солнца.

— Читать?… — переспросила удивленно старушка. — Мне незачем читать его первое письмо. Да и все остальные тоже.

— Но… ты ведь обещала!

— Бетти, я так часто читала их, что запомнила все наизусть. Разбуди меня посреди ночи, и я скажу, какие слова он написал в третьем или пятом абзаце.

— Так еще лучше! — возрадовалась Бетти. — Ты никогда не рассказывала о дедушке…

Бабушка Бетти посильнее сжала в руке пожелтевший от глубокой старости лист бумаги. Это было письмо от Филипа. Первое письмо от влюбленного, стеснительного Филипа. Именно в нем он признался Антонии в любви…

Старушечье тело вдруг пронзило холодом, словно кто-то облил ее ледяной водой. Казалось, смертельный холод заполз даже в сердце, ибо оно заболело той ужасной болью, которую нельзя описать никакими словами. Невыносимой болью.

— Любовь моя, Антония! — шепотом начала старушка. Голос ее срывался. — Голубка моя лучезарная. Сердце изнывает от тоски по тебе; не видеть твою добродушную улыбку несколько дней — самая большая мука для меня. Ты — госпожа сердца моего, повелительница души моей, владелица мыслей моих. Твои глаза — единственное спасение в этом бренном мире… — Дряблые складки кожи под острым подбородком старушки задрожали. Бетти слушала с открытым ртом. Она боялась даже дышать. — Я отравлен кое-чем ужасным — ядом разлуки с тобой! Смысла жить без тебя нет. Мне не будет счастья в мире, если ты не будешь моей. Позволь же предложить тебе свою руку и сердце: я вечно буду хранить тебя и оберегать, вечно буду любить и обожать, ценить и восхищаться. Я буду делать счастливой тебя каждый день, ведь ты — та единственная струна, которая с немыслимой скоростью распространяет в моей душе волшебную мелодию любви. Мелодии этой нет ни конца ни краю. Поверь, нас ничто и никто не разлучит. Никогда… Хотя! Нет, даже смерти не позволено разъединить нас. Мы умрем в один день, держась за руки!

Антония перевела дыхание. Она бросила настороженный взгляд на Бетти: девочка тихо плакала.

— Бетти, не надо плакать, — сказала она, а сама тайком проглотила слезы.

— Но сегодня дедушке должно было исполниться восемьдесят два года! — горько разрыдалась девочка. — Я никогда его не видела и никогда не увижу! Он писал тебе такие красивые письма! Он так любил тебя!.. Скажи, бабушка, скажи, ведь он исполнил все свои обещания, которые дал тебе? Ты была с ним счастлива, ведь так?

По лицу старушки пробежала печальная улыбка. Воспоминания, воспоминания, воспоминания… Снова далекие воспоминания заискрились в памяти.

— Да, Бетти. Он сдержал свое слово: улыбка никогда не сходила с моего лица. Я была счастлива до безумия. Одно лишь обещание ему не удалось сдержать. Не раз Филип говорил, что мы умрем вместе, но вот уже двадцать лет я страдаю без него…

Если вам понравился этот рассказ и иллюстрация к нему, поставьте палец вверх и подпишитесь на наш канал. Нам будет очень приятно!????