Головокружение от успехов фото
На исходе второго десятилетия XXI века у граждан России довольно смутное понимание того, чем в отечественной истории была коллективизация. Чаще всего об этом масштабном процессе сейчас говорят как о трагедии — насильно загоняли миллионы крестьян в колхозы, еще миллионы отправили в ссылку, из-за чего сельское хозяйство страны оказалось в кризисе, а в стране начался голод.
Иллюзия аграрной мощи
Вопрос «Зачем вообще большевикам нужна была коллективизация?» окончательно загоняет обывателей в тупик. Начинаются совершенно бредовые рассуждения о «запланированном геноциде» и «уничтожении русского народа».
Сельскохозяйственная проблема досталась большевикам от царской России. Страна, являвшаяся в начале XX века крупнейшей аграрной державой мира, чьей основной экспортной статьей были продажи зерна, парадоксальным образом не могла прокормить собственное население. Масштабный голод случался периодически и никого не удивлял.
Имея колоссальные посевные площади, Россия одновременно имела один из самых низких показателей урожайности зерновых. Не самые благоприятные климатические условия усугублялись общей отсталостью сельского хозяйства, где преобладал ручной труд, отсутствовали современные средства механизации и т. д.
До 70 процентов продукции сельского хозяйства было сосредоточено в руках помещиков и зажиточных крестьян, которым было выгодно продавать зерно за рубеж. Такая практика не прекращалась даже в неурожайные годы, в результате чего рекорды по продаже русского зерна сочетались со страданиями беднейших слоев крестьянства, у которых попросту не было возможности прокормить свои семьи.
Вопрос о перераспределении земли был одним из ключевых в период русской революции. Но сама по себе передача земли от помещиков простым крестьянам не решала продовольственную проблему. В российских условиях при сохраняющейся общей отсталости сельского хозяйства крестьяне-единоличники с трудом могли обеспечить потребности страны.
В начале 1920-х выбирать не приходилось. «Новая экономическая политика» большевиков объяснялась необходимостью вытащить страну из пропасти, в которой она оказалась в период Первой мировой и Гражданской войн.
Беги, Иосиф, беги!
Но к 1927 году, когда ситуация относительно стабилизировалась, встал вопрос: что дальше? Государство рабочих и крестьян, строившееся на принципиально новых постулатах, оказалось во враждебном окружении. Право на существование можно было добыть, только доказав свою экономическую независимость и способность отразить вооруженную агрессию.
В 1931 году на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности Иосиф Сталин скажет: «История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно… Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
Если Иосиф Виссарионович и сгущал краски относительно времен Российской империи, то не слишком сильно. А относительно текущего момента он был, безусловно, прав. Стране нужен был мощный индустриальный скачок.
Для решения этой задачи требовалось перераспределение рабочих рук в стране. То есть огромное количество крестьян должны были стать работниками промышленности. При этом сельское хозяйство с меньшим числом работников должно было прокормить увеличивающийся рабочий класс.
Разумеется, в этих условиях государство не могло допустить роста цен на продовольствие, в котором были заинтересованы зажиточные слои крестьянства. Необходимо было мобилизовать возможности бедняцко-середняцких хозяйств путем их объединения в коллективные хозяйства — колхозы. Подобное объединение позволяло значительно эффективнее решать вопросы технического вооружения сельского хозяйства — тракторами и прочей техникой куда проще снабжать коллективы, чем единоличников.
Времени нет
Курс на коллективизацию сельского хозяйства был официально провозглашён на XV съезде ВКП(б), проходившем в декабре 1927 года.
Коллективные хозяйства создавались и раньше — к середине 1927 года в СССР их насчитывалось чуть менее 15 000. Через год их количество превысило 33 000, а в 1929 году показатель увеличился почти до 57 000.
Там, где процесс создания сельскохозяйственных объединений действительно проводился на добровольных началах, начинание очень быстро получало поддержку крестьян. Любые сложности, в том числе неурожайные годы, вместе было преодолевать гораздо проще, чем по отдельности.
Но достигнутые темпы советское руководство не устраивали. «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней Poccии», — говаривал когда-то Петр Столыпин, чья аграрная реформа, вопреки ряду современных трактовок, по большому счету провалилась.
У большевиков двадцати лет в запасе не было. Сколько их было, никто точно не знал. Товарищ Сталин, как мы знаем, рассчитывал на десять лет. От момента провозглашения курса на коллективизацию до начала Великой Отечественной войны пройдет 14 с половиной лет. Эти годы вместят и конфликт на КВЖД, и бои на озере Хасан, и Халхин-Гол, и много чего еще… Покой СССР даже не снился.
Запуская первую пятилетку, руководство страны обнаружило, что сельскохозяйственной продукции не хватает. Ряд большевистских лидеров, например Николай Бухарин, возражали против давления на деревню, призывая снизить темпы индустриализации. Сталин полагал, что это слишком дорогое удовольствие для страны.
В ноябре 1929 года в «Правде» была опубликована статья Сталина «Год Великого перелома», в которой, в частности, говорилось: «Наличие материальной базы для того, чтобы заменить кулацкое производство, послужило основой поворота в нашей политике в деревне… Мы перешли в последнее время от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса».
Лидер страны фиксировал курс на так называемую «сплошную коллективизацию», в рамках которой в колхозы стали гнать всех, кто хотел и кто не хотел. Те, кто сопротивлялся, объявлялись врагами советской власти.
«Нельзя насаждать колхозы силой. Это было бы глупо и реакционно»
Всякое действие рождает противодействие. Начались массовые протесты, которые очень быстро от мирного возмущения перешли к вооруженному сопротивлению. Удивляться этому не приходится — за оружие брались те, кто за десять лет до этого сражался на фронтах Гражданской войны. Причем в рядах «кулаков» порой оказывались и те, кто воевал в свое время в Красной Армии.
К весне 1930 года правоохранительные органы докладывали о тысячах акций неповиновения в различных уголках страны, в том числе с применением оружия, в которые были втянуты более 1 миллиона человек. В планы большевиков определенно не входило развязывание новой Гражданской войны — хотя бы потому, что это убивало надежду на решение ранее поставленных задач.
И тогда слово снова взял товарищ Сталин. 2 марта 1930 года в газете «Правда» была опубликована статья под названием «Головокружение от успехов».
Выбранный курс Иосиф Виссарионович сомнению не подвергал: «Это факт, что на 20 февраля уже коллективизировано 50% крестьянских хозяйств по СССР. Это значит, что мы перевыполнили пятилетний план коллективизации к 20 февраля 1930 года более чем вдвое. Это факт, что на 28 февраля этого года колхозы успели уже ссыпать семян для яровых посевов более 36 миллионов центнеров, т. е. более 90% плана, т. е. около 220 миллионов пудов. Нельзя не признать, что сбор 220 миллионов пудов семян по одной лишь колхозной линии — после успешного выполнения хлебозаготовительного плана — представляет огромнейшее достижение. О чем все это говорит? О том, что коренной поворот деревни к социализму можно считать уже обеспеченным».
Но одновременно генсек партии говорил об «опасных и вредных настроениях», которые не имеют «широкого распространения», но в перспективе могут поставить дело колхозного движения под угрозу срыва.
«Успехи нашей колхозной политики объясняются между прочим тем, что она, эта политика, опирается на добровольность колхозного движения и учет разнообразия условий в различных районах СССР. Нельзя насаждать колхозы силой. Это было бы глупо и реакционно. Колхозное движение должно опираться на активную поддержку со стороны основных масс крестьянства. Нельзя механически пересаживать образцы колхозного строительства в развитых районах в районы неразвитые. Это было бы глупо и реакционно. Такая “политика” одним ударом развенчала бы идею коллективизации», — писал Сталин.
«Можно ли сказать, что принцип добровольности и учета местных особенностей не нарушается в ряде районов? Нет, нельзя этого сказать, к сожалению, — сетовал генсек. — Что может быть общего между этой “политикой” унтера Пришибеева и политикой партии, опирающейся на добровольность и учет местных особенностей в деле колхозного строительства? Ясно, что между ними нет и не может быть ничего общего. Кому нужны эти искривления, это чиновничье декретирование колхозного движения, эти недостойные угрозы по отношению к крестьянам? Никому, кроме наших врагов».
Сталин определял, что на текущий момент основным звеном колхозного движения является сельскохозяйственная артель: «В сельскохозяйственной артели обобществлены основные средства производства, главным образом по зерновому хозяйству: труд, землепользование, машины и прочий инвентарь, рабочий скот, хозяйственные постройки. В ней не обобществляются: приусадебные земли (мелкие огороды, садики), жилые постройки, известная часть молочного скота, мелкий скот, домашняя птица и т. д.».
Обходной маневр
Сталин приводил примеры того, как по его мнению, делать не надо: «Один из таких ретивых “обобществителей” доходит даже до того, что дает приказ по артели, где он предписывает “учесть в трехдневный срок все поголовье домашней птицы каждого хозяйства”, установить должность специальных “командиров” по учету и наблюдению, “занять в артели командные высоты”, “командовать социалистическим боем, не покидая постов” и — ясное дело — зажать всю артель в кулак. Что это — политика руководства колхозом или политика его разложения и дискредитации? Я уже не говорю о тех, с позволения сказать, “революционерах”, которые дело организации артели начинают со снятия с церквей колоколов. Снять колокола — подумаешь, какая революционность!»
На основании статьи Сталина 14 марта 1930 года вышло постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от «О борьбе с искривлением партийной линии в колхозном движении».
Процесс всеобщей коллективизации был остановлен, особо рьяные руководители на местах отдавались под суд. Никто более не чинил препятствий массовому оттоку из колхозов ранее вступивших туда крестьян. Более того, как бы мимоходом брошенная фраза про церковные колокола прекратила политику массового закрытия сельских приходов.
«Ни о какой смене курса речи не шло, Сталин просто сбил волну недовольства», — говорят современные критики вождя.
Все так и есть. Иосиф Виссарионович своим «Головокружением от успехов» сбил кипение страстей. Количество протестных выступлений резко пошло вниз. Возможность сохранять приусадебные участки, мелкий скот и хотя бы одну корову на семью стала фактором, примирявшим большинство крестьян с колхозами. Поскольку их хозяйство и раньше было небольшим, то минусы для них практически исчезали. А за непримиримых на следующем этапе должен был взяться репрессивный аппарат.
Историческая неизбежность
Политика коллективизации уже в 1931 году получила активное продолжение и была доведена до конца.
Как раз в разгар процесса перестройки сельского хозяйства СССР произошел голод 1932–1933 годов, который был обусловлен целым рядом факторов и о котором надо говорить отдельно.
Советский Союз переживет еще одну волну голода — в 1946–1947 годах, который будет обусловлен как последствиями войны, так и засухой 1946 года. Но на этом проблема голода в советский период будет закрыта. Ставка на коллективные хозяйства, сделанная в 1927 году, в итоге себя полностью оправдала — они прокормили страну, позволили сделать ей индустриальный рывок и победить в войне.
В 2003 году философ Александр Зиновьев в своем докладе в Институте философии РАН сказал: «Для России в исторически сложившихся условиях был один выбор: выжить или погибнуть. А в отношении путей выживания выбора никакого не было. Сталин явился не изобретателем русской трагедии, а лишь ее выразителем. Колхозы были злом, но далеко не абсолютным. Без них в тех реальных условиях была невозможна индустриализация, а без последней нашу страну разгромили бы уже в тридцатые годы, если не раньше. Но и сами по себе колхозы имели не только недостатки… Молодые люди получили возможность становиться трактористами, механиками, учетчиками, бригадирами. Вне колхозов появились “интеллигентные” должности в клубах, медицинских пунктах, школах, машинотракторных станциях. Совместная работа многих людей становилась общественной жизнью, приносившей развлечение самим фактом совместности. Собрания, совещания, беседы, пропагандистские лекции и прочие явления новой жизни, связанные с колхозами и сопровождавшие их, делали жизнь людей интересней, чем раньше. На том уровне культуры, на каком находилась масса населения, все это играло роль огромную, несмотря на убогость и формальность этих мероприятий».
«Головокружение от успехов» стало ловким маневром вождя, шагом назад, после которого удалось двинуться дальше к достижению поставленной цели. Конечный результат в данном случае решает все.
Источник
Ну вот, мы — первые. И что? А ничего: такое ощущение, что спутник при полете на орбиту то ли сбился с курса и на нее не попал, то ли вовсе попросту остался стоять на земле, как вкопанный, а про полет и выход на орбиту — за это уже взялись кремлевские пропагандисты.
Почему так пессимистично?
Да потому, что еще в среду до обеда Владимир Путин объявил о регистрации — нашей, отечественной! — первой в мире вакцины от коронавируса, которая, по словам гендиректора Российского фонда прямых инвестиций (РФПИ) Кирилла Дмитриева, сопоставима по значимости с выходом — нашего, советского! — первого в мире спутника на орбиту.
И да, здесь с Дмитриевым не поспоришь: «американцы были удивлены». Сейчас — ни капельки. Скорее, даже наоборот. Но это все — от зависти: «Коллеги зарубежные, видимо, чувствуя определенные конкурентные преимущества российского препарата, пытаются высказывать какие-то мнения, которые, на наш взгляд, абсолютно безосновательны», — объяснил критику из-за рубежа министр здравоохранения Михаил Мурашко.
Но бог с ней, с иностранной реакцией, хотя «вакционное первенство» в немалой степени было рассчитано и на зарубежных оппонентов: очень уж хотелось Кремлю хоть в чем-то обогнать ненавистный Запад.
Но тут куда важнее реакция внутри страны, ибо не зря же создание вакцины Дмитриев сравнил со спутником (и название у нее соответствующее: «Спутник-V»)! Масштаб и посыл ясен. Это должно было приободрить наше опустившее головы, пригорюнившееся население, показать, что нам снова есть, чем гордиться, что мы снова выбились в мировые лидеры — и не по уровню коррупции или оттоку капитала, который, кстати сказать, за первые семь месяцев текущего года увеличился в 1,5 раза в сравнении с аналогичным периодом за прошлый год и составил почти 35 млрд долларов, а в борьбе с коронавирусом, по сути, в Третьей мировой войне, войне без противника — с примитивной, но крайне опасной заразой. Это могло бы стать новой духоподъемной идеей.
Но в том-то и закавыка, что закладывающего уши ликования не слыхать ни среди «глубинного народа», ни среди независимых специалистов, даже несмотря на то, что, по словам Путина, вакцину уже испробовала на себе его дочь.
Если простой народ элементарно проигнорировал сие радостное известие, то профессиональное сообщество встретило разработку в штыки. Так, незадолго до регистрации Ассоциация организаций клинических исследований (АОКИ), объединяющая фармакологические компании и исследовательские организации, направила на имя главы Минздрава Михаила Мурашко обращение, в котором призвало отложить сие судьбоносное событие, обосновав это тем, что вакцина не прошла финального этапа тестирования даже среди нескольких сотен добровольцев, причем ее разработка велась на основе другой вакцины от MERS, которая тоже еще находится в стадии тестирования, поэтому «еще нет оснований делать заключения о ее эффективности».
Убедительно? Вполне. Только не для Росздравнадзора, который обвинил АОКИ в незнании результатов исследований: «Несколько сотен добровольцев были привиты этой вакциной, серьезных нежелательных реакций не было на эту вакцину. Очевидно, что АОКИ, не зная никаких результатов, делает выводы», — заявила заместитель главы Росздравнадзора Валентина Косенко.
Что ж, заглянем тогда в результаты, которые оказались в распоряжении «Фонтанки».
Так, где там «несколько сотен добровольцев», о которых говорит Косенко? Упс, нет их. Всего 38 испытуемых, у которых было обнаружено… 144 нежелательных побочных эффекта! Но это что! По частоте встречаемости данные эффекты «могут быть расценены как встречающиеся часто и очень часто». Среди общих проявлений называются: астения, недомогание, пирексия, повышение температуры, снижение аппетита, головная боль, диарея, боль в ротоглотке, першение в горле, ринорея… Причем на 42 сутки, а исследование длилось именно столько (!), чуть более тридцати побочных эффектов не прекратились, а исход почти тридцати разработчику, увы, неизвестен.
Кроме этого, у вакцины жесткий возрастной ценз — от 18 до 60 лет, она противопоказана беременным и кормящим, как взаимодействует с другими лекарственными препаратами — тоже знак вопроса, влияет ли на способность управления транспортным средством — и этого не знают. И, походу, много чего еще.
Вот тебе и «Спутник»…
Но зато первые, не так ли? Чувствуете, как уже распухаете от гордости за Отчизну, за научный прорыв, за будущую, но неотвратимую и абсолютную победу над коронавирусом? Ведь если дочка президента поверила… И на этом месте все дружно выстраиваемся в очередь на вакцинацию.
Но что нам это даст, если смотреть объективно?
На этот вопрос ответила АОКИ: «Ускоренная регистрация уже не сделает Россию лидером в этой гонке, она лишь подвергнет ненужной опасности конечных потребителей вакцины, граждан РФ», — говорится в обращении, причем с уточнением, что 6 из 22-х разрабатываемых в мире вакцин против коронавируса тестируются на тысячах и десятках тысяч испытуемых и времени на все это дело отводится побольше.
И вот после знакомства с результатами их призыв повременить с регистрацией выглядит более, чем обоснованным. Но президенту виднее.
Только вот не получится ли, как в случае с конституционной «реформой», что должна была стать новым общественным договором, как бы отчеркнув эпизод с пенсионной авантюрой, которую у нас тоже официальные лица гордо именовали «реформой», но стала, благодаря «поправке Терешковой» об обнулении президентских сроков Владимира Путина, дополнительным фактором раздражения общества?
Теоретически риски невысоки, поскольку, по словам доктора медицинских наук, профессора НИЦ эпидемиологии и микробиологии имени Гамалеи Анатолия Альтштейна, «никакой массовой вакцинации на основе регистрации сейчас не будет». «Будет третья фаза исследований. Пробовать вакцину будут на определенном контингенте — таком, как медики. А широкое применение ожидается не раньше начала следующего года — в зависимости от результатов третьей фазы», — рассказал вирусолог.
Но, с другой стороны, мы же все знаем, как может подскочить рвение некоторых чиновников, особенно, если тему спустят на региональный уровень, чтобы отчетность была красивее некуда? И тогда… ну да, тогда страна может превратиться в одну большую лабораторию и профильным ведомствам придется «катать» очередной вариант «головокружений от успехов».
Однако будем надеяться, что до этого не дойдет. Ибо — зачем? Ведь даже Альтштейн признал, что регистрация вакцины, битва за первенство — это из области политики. Официально, мы победили. Теперь можно спокойно приступить к третьему этапу, вдохновившись тем, что уже — первые.
Источник